Герой Нюссли – 12-летний Эрнст, в семье которого еще шесть братьев и сестер. Его прототипом стал собственный отец художницы, которого подростком отправили работать на ферму, где требовался помощник — "крепкий малец". С той поры и на ближайшие годы его жизнь превратилась в кружение между конюшней, пастбищем и домом. Для ее отображения Нюссли стилизовала свой иллюстративный ряд под наивную крестьянскую живопись XIX века, которая была популярной в Тоггенбурге, где рос и работал ее отец. Монотонность этой жизни среди альпийских пейзажей отражена повтором одних и тех же художественных элементов: Эрнст снова и снова доит коров, убирает сено, выгребает навоз, рубит деревья. Но эти "благостные" швейцарские пасторали еще и место, где творятся "темные дела". И о тех из них, которые не описать словами, свидетельствует вся сила рисунка. Так, у Эрнста резко нарушаются пропорции тела, когда на первый план выходит огромная блестящая от ударов задница. На что его друг Якоб просто замечает: "Мой хозяин тоже капризный".

Такая деталь – один из поводов поговорить и о книге, и о теме, которая у нас интересна пока лишь специалистам. Хотя подобного рода историй немало как в российском прошлом, так и в относительно недавнем настоящем ряда европейских и азиатских стран. Но в данном случае я как писатель и исследователь, занимающийся изучением истории "вердингкиндеров" несколько последних лет, отмечу, что Лики Нюссли удалось через визуализацию воспоминаний своего отца показать типичную ситуацию для Швейцарии 1800-х-1970-х годов. До Второй мировой войны большинство ее населения жило бедно, и пока не появилась полноценная система социального обеспечения — пенсии и пособия, болезнь, несчастный случай или смерть одного члена семьи быстро приводили к нищите. Этому способствовал и очень низкий уровень жизни в некоторых регионах. В этих условиях и возникла система "контрактных", или кабальных, детей.

Тогда Verdingkinder забирали у родителей "по причинам социального или морального характера", и отдавали в приюты или на фермы как дешевую рабочую силу. Часто "вердингкиндерами" становились сироты и дети бедных родителей, которые не могли позволить себе их воспитывать. Эти ряды пополняли и незаконнорожденные дети, которых было не под силу поднять матерям-одиночкам, особенно из категории "общественно неблагополучных". Бедность в Швейцарии долго считалась не проблемой государства, а "проступком отдельного человека и угрозой общему благу" – такие родители плохо повлияют на своих малышей. Это же касалось разведенных пар: мать или отец, не состоявшие в браке, не имели права на воспитание ребенка. Но были и те, кому "контрактная" система позволила освободиться от "лишних" сыновей и дочерей.

Исследователи приводят данные, что до 20% всех сельскохозяйственных работ в некоторых кантонах выполняли именно "дети по контракту". Так, историк Марко Лойенбергер (Marco Leuenberger) выяснил, что в 1930-е годы в Швейцарии проживало около 35 000 таких детей. Но и он полагает, что реальная цифра куда выше: в промежутке с 1920 по 1980 годы их могло быть не менее 100 000. Больше всего Verdingkinder насчитывалось в немецкоязычной Швейцарии в протестантских кантонах, хотя такая практика встречалась и в католических регионах, а также во франкоязычном кантоне Во.

К приемным детям относились по-разному. В некоторых семьях их даже принимали как полноправных членов. Но все же большинство Verdingkinder жили в страхе и изоляции, лишенные общения с родителями, братьями и сестрами. Впоследствии многие из них заявляли, что в новых семьях о них никто не заботился, а "проверящие" плохо выполняли свои задачи – мало кто обращал внимание на синяки, никого не волновало, что после тяжелой работы многие из них засыпали на уроках. Некоторые фермеры почти не кормили таких детей, били, унижали и насиловали.

С последствиями такой политики Швейцария борется до сих пор. Многие Verdingkinder испытывают трудности социализации даже во взрослом возрасте – это испытывают на себе уже их собственные семьи. Или окружающие – немало среди них преступников. А часть свои психологические проблемы решило путем суицида.

В 2010 году правительство Швейцарии принесло официальные извинения всем пострадавшим. Страна начала выплачивать компенсации. Многим суммы в 25 и даже 50 тысяч франков, зависит от кантона, кажутся слишком маленькими по меркам богатой страны. Но это всё равно это проявление уважения.

Каждый год выпускают новые книги, делают выставки, появляются проекты, направленные на психологическую поддержку Verdingkinder и их детей. Но прошлое никуда не уходит.

Сегодня многим из выживших Verdingkinder по 70-90 лет. Те из них, кто подвергался сексуальному насилию, не приживаются в домах престарелых – они, к примеру, не могут принимать здесь душ или ванну, и в целом чувствуют себя плохо в закрытой среде — им важно жить независимо и самостоятельно. Хотя многих из пострадавших мучает чувство одиночества, а также вины и стыда. Деньги ничего не решают.

"Вердингкиндеры" хотят, чтобы их история была услышана и, может быть, после этого прозвучали еще раз слова прощения. Так, графический роман Нюссли предваряет эпиграф: "Я всегда знала, что в детстве папа работал на других крестьян. Он мало рассказывал про то время — и каждый раз один и те же истории. Мне казалось, он не хотел вспоминать больше. А потом я его попросила". Сама она в одном из интервью вспоминала, как в пандемию коронавируса оказалась заперта в Белграде, куда приехала на художественную стажировку, и оттуда постоянно звонила отцу, которому на тот момент исполнилось 83 года, в швейцарский дом престарелых в Госсау. Пытаясь выяснить детали, она задавала ему конкретные вопросы. Например: «Что ты взял с собой, когда тебя забрали?» Оказывается, у Эрнста не было даже нижней рубашки, он постоянно мерз, и став взрослым, никогда уже не выходил из дома без нее.

Так рождалась история, для которой нужно было найти форму. Главное в ней — герой справился. Ушел с фермы, устроился водителем автолавки, познакомился с будущей женой и стал работать в ее кафе. При этом отец Нюссли проучился всего восемь лет, да и то посещал школу в основном только по полдня. Он умеет читать, но до сих пор пишет, как маленький – неразборчиво и с множеством ошибок. Но каждый день после освобождения — "самого счастливого дня" — записывает, какая на улице погода. Для него это до сих пор важно.

Купить книгу

Спасибо издательству за книгу, а Сергею Лебедеву за помощь в подготовке рецензии.